К этому времени угроза со стороны турецких и берберских пиратов начала всерьез беспокоить представителей церкви, которые собрались на Триентский собор. Папа Юлий III без колебаний пригрозил наследнику Франциска I Генриху II объявить против него крестовый поход, если он и впредь будет поддерживать турок и протестантов.
Тем временем на североафриканском побережье христиане продолжали терпеть неудачи. В августе 1551 года рыцари-госпитальеры были вынуждены бесславно покинуть город Триполи, который султан передал Драгуту. Христиане начали уставать и терять уверенность: Папа Павел IV, которого страшило могущество Габсбургов, даже сделал вид, что заключил устное соглашение о перемирии с Блистательной Портой. Он распустил слух о том, что получил тайное предложение вступить в союз с турками против Испании. К этому времени пиратская война на Средиземном море стала повсеместной и обоюдной. Однако даже «осторожный король» (el rey prudente) Филипп II, который взошел на испанский престол после Карла V, явно придерживался мнения, что, в конечном счете, турки далеко и что еретики и бунтари, живущие на Пиренейском полуострове, куда опаснее. Сражения в районе Средиземноморья перемежались с битвами на Балканах иногда между двумя театрами войны возникало взаимодействие. В 1560 и 1565 годах христианский флот потерпел позорные поражения близ с порта Джерба, в то время как османы делали безуспешные попытки захватить Мальту, героически защищаемую рыцарями-иоаннитами. Вместо нее османы захватили остров Хиос и крепость Сигет в Венгрии.
Великий Сулейман умер в 1566 году. Запад испытал облегчение, к которому примешивалась радость. Но ликование отчасти окрашивалось и скорбью. Сулейман сделался видной фигурой XVI столетия, политиком и правителем, восхищавшим как Запад, так и Восток. На Западе он был постоянным предметом обсуждения; пышности и богатству его приемов и его величию широко подражали, им восторгались, неоднократно создавали его портреты. Тициан писал портрет Сулеймана, по крайней мере, три раза, основываясь на доступных ему изображениях султана и самостоятельно трактуя увиденное. Паоло Джовио восхвалял Сулеймана за его благочестие и великодушие. В основном благодаря Сулейману и его репутации — в создании которой участвовали Монтень, Воден и Шаррон, — на Западе распространилась смутная идея о справедливости и порядке, царящих в турецкой империи, о ее несокрушимой мощи. Но одновременно ходили слухи о жестокости турок на войне и об их варварских обычаях. Многие из тех, кто посещал Турцию в XVI веке, лестно отзывались о Великом турке, правление которого было ознаменовано внутренним спокойствием и справедливостью. «Турецкий мир», установленный им в своей империи, вызывал уважение явно из-за того, что походил на «римский мир» (pax romana), но многие в то же время указывали на тираничные и жестокие методы правления Сулеймана.
Внушительная османская военная машина была снова приведена в действие. Временно приостановив в 1568 году военные действия на балкано-дунайском фронте и заключив Адрианопольский мир, новый султан Селим II (1566–1574) снова предпринял решительное наступление на Средиземноморском театре с различных сторон. Через несколько лет христиане потеряли Тунис (занятый в 1569 году Улуджем Али, который сменил на должности губернатора умершего Драгута) и Кипр. Завоевание этого острова мусульманами началось в июле 1570 года, а завершилось в августе 1571-го с падением венецианской крепости Фамагуста. Союз с французами сделал турецкое наступление еще более успешным.
Тем временем, в окружении султана появился выдающийся политик и дипломат — Иосиф Нази. Этот видный деятель выражал точку зрения испанских евреев, находившихся в изгнании в Стамбуле и других городах Османской империи. Когда визирь Мехмед Соколлу настаивал на продолжении борьбы с Испанией за Северную Африку и возобновлении войны с Австрией за Венгрию, Нази высказывался за военные действия против Венеции. Он стал выступать за них еще более рьяно после 1566 года, когда турецкий султан сделал его правителем Наксоса и других островов в Эгейском море. Тем временем он создавал еврейские колонии вокруг Тивериадского озера, приглашая поселиться там евреев, изгнанных из Италии.
Хотя в североафриканских делах султан следовал своему визирю, он прислушивался также и к советам Иосифа Нази. Двадцать пятого марта 1570 года в Венеции стали известны требования о возврате Кипра. Венецианская республика — которая после Превезы избегала компрометировать себя и не входила открыто в антитурецкий союз с Испанией, чтобы не оказаться замешанной в североафриканские дела, — теперь должна была обратиться за помощью к единственному человеку, который, казалось, был способен остановить османов, — к Филиппу II. Христианская Испания откликнулась с энтузиазмом. Андалусия до этого подверглась неожиданному нападению мусульман из Северной Африки, за которым в 15 651 570 годах последовало восстание морисков. Судьба Кипра, как мы знаем, была уже предрешена: 9 февраля 1570 года пала Никосия, а 5 августа 1571-го — Фамагуста. Через четыре дня сводный брат «осторожного короля» Хуан Австрийский, победитель морисков Андалусии, высадился в Неаполе. Всего лишь месяц спустя из Мессины отплыл флот, состоявший из испанских, венецианских и папских кораблей.
На Запад стали доходить новости с Кипра, но они произвели действие, противоположное тому, которого ожидали турки: последние, как обычно, сеяли страх при помощи искусно рассчитанной жестокости. Весть о зверстве, учиненном над Маркантонио Брагадином, венецианским комендантом Фамагусты, который переносил пытки с невероятной стойкостью, скоро облетела весь христианский мир. Это приблизило событие, которого умелый дипломат Мехмед Соколлу изо всех сил пытался избежать, — союз между Испанией и Венецией.
7 октября 1571 года в заливе Патраикос произошло событие, которое было единодушно прославлено христианами — и католиками, и протестантами — как чудо. Победа над грозным флотом Улуджа Али при Лепанто была поистине блестящей. Из 230 турецких галер (у Лиги было только 208 плюс 6 галеонов) 80 было потоплено, а 130 захвачено: лишь очень немногим судам удалось вырваться из окружения. Поток панегириков, поэм, памфлетов и других сочинений, прославляющих победу, залил христианский мир.
Однако положение христиан и после Лепанто оставалось непрочным: события явно оправдывали курс императора Максимилиана II, который, несмотря на «семейный пакт» с Габсбургами, его испанскими родственниками и союзниками, не желал ввязываться в борьбу. Верный своим обещаниям, он, согласно договору, продолжал выплачивать туркам дань — как и его отец Фердинанд I. Император с умело рассчитанной жесткостью отклонил предложение изменить политику теперь, когда султан находился в трудном положении: он считал недостойным христианского правителя отступать от данного им — пусть и «неверному» — слова. Из-за турецкого давления ему приходилось идти на дальнейшие уступки протестантам: он знал, что не может позволить себе конфликта с ними теперь, когда турки прочно укрепились в Венгрии. Как говорили в то время в Германии, «Der Türke ist der lutheranischen Glück» (турки — счастье для лютеран). Утверждают — возможно, с долей преувеличения, — что, если бы не турки, протестантов в XVI веке вполне могла бы ждать та же судьба, что выпала в XIII веке катарам.
Тем временем становилось все более очевидно, что из-за коренных разногласий между союзниками, результаты битвы при Лепанто не были использованы до конца. 10 февраля 1572 года Священная Лига была возобновлена; через несколько дней Пий V обратился с письмом к своей пастве, в котором новому этапу борьбы с турками явно придавались черты очередного крестового похода. Тем временем султан с неимоверной быстротой заново отстроил свой флот. Вместо того, чтобы атаковать султанские корабли на Адриатике, а затем пытаться отвоевать Кипр, как хотели бы того венецианцы, увязшие в Морее, Хуан Австрийский отвоевал в 1573 году город Тунис и занял Бизерту. Священная Лига распалась. Озлобленные и изнуренные, венецианцы разорвали союз с Испанией и заключили сепаратный мир с Селимом. Венеция была вынуждена окончательно примириться с потерей Кипра и выплатить 300 000 дукатов. Это позволило султану сосредоточить внимание на североафриканской кампании. Когда венецианцы покинули Лигу, турки смогли изгнать испанцев из Туниса и Бизерты.
Последствия битвы при Лепанто могут показаться эфемерными, но под другим углом зрения они выглядят более долгосрочными. Сражение готовилось в атмосфере пророчеств и апокалиптических идей, причем было воскрешено кое-что из давнего учения иоахимитов. После победы эта атмосфера стала еще устойчивее. «И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд»[37]. Как известно, жена (mulier) из Откровения стала основой для образа Девы Марии в христианской экзегетической литературе и иконографии. Апокалиптический образ женщины, стоящей прямо на луне, напоминает о длинной череде божественных персонажей, связанных с ночью, луной или женским началом: от Артемиды Дианы и Изиды до целого ряда «богинь-матерей» малоазиатского и семитского происхождения. Этот образ истолковывался в типично антиисламской манере, во всяком случае, начиная с XVI века. Дева попирает полумесяц, традиционный символ ислама, но в первую очередь — Османской империи. Не случайно победу при Лепанто начинают приписывать заступничеству Мадонны с четками: 7 октября, день победы в 1571 году, стал по желанию Пия V праздником Мадонны победителей и был, наконец, утвержден как праздник Девы Марии с четками Григорием XIII.
